Москва 2087 [СИ] - Алла Белолипецкая

Москва 2087

ПРОЛОГ

Сентябрь 2086 года

Москва — столица Российской Федерации

1

Макс считал, что он никогда не привыкнет к бумажным газетам и журналам. Он родился в 2052 году, и его детство и юность пришлись на времена, когда никто и не помышлял о грядущем крахе Глобалнета. Все СМИ выходили тогда почти исключительно в электронном виде, оставляя крохотные печатные тиражи для всяких причудников и ретроградов.

И вот теперь, когда реальный возраст Макса составлял тридцать четыре года — притом что выглядел он на неполные двадцать, — он сидел в квартире своего отца на Большой Никитской улице, и перед ним на журнальном столике белела целая кипа газетных листов. Конечно, Макс вполне мог бы воспользоваться особой компьютерной сетью для представителей истеблишмента и сверхкрупного бизнеса — Корпнетом. Однако он хотел выяснить, что думают о грядущих событиях все те, кто к Корпнету доступа не имел. А то и вовсе считал его атрибутом зажравшейся элиты и бессовестных толстосумов.

— И что вы обо всем этом думаете? — спросил человек, сидевший от Макса по другую сторону журнального стола, и постучал согнутым указательным пальцем по той газете, что лежала сверху.

«Перерождение» готовит миру новый Апокалипсис? — таков был заголовок статьи, которую опубликовала три дня назад одна из влиятельнейших московских газет «Третий Рим». Кое-кто даже сравнивал её с «Таймс» времен королевы Виктории. И автор газетной статьи в пух и прах разбивал идею возможного внедрения технологии реградации, которая якобы позволяла вернуть к нормальной жизни прежних безликих. Уж Макс-то знал: никакое это было не «якобы», а непреложный факт. Видел результаты собственными глазами. Но — трудно было отказать в здравом смысле автору, когда тот вопрошал: «Кто-нибудь имеет представление о том, какими станут долговременные последствия широкого внедрения этой, с позволения сказать, панацеи? И, самое главное: каким способом станут получать экстракт Берестова для тех безликих, родственники которых сумеют найти средства для осуществления этой процедуры? Корпорация «Перерождение» пока предпочитает помалкивать о том, какой будет цена вопроса. Однако было бы наивно полагать, что осуществлять процедуру реградации станут на основе принципов безвозмездности и альтруизма».

— Да уж какой там альтруизм… — пробормотал Макс.

Если бы у него только была возможность бесплатно вернуть человеческий облик всем тем, кто пострадал из-за великой и ужасной технологии трансмутации, которую он, Максим Алексеевич Берестов, открыл десять лет тому назад! Увы: реградация — анонсированная новинка от «Перерождения» — обещала стать еще более дорогостоящей, чем её предшественница. Ни самому Максу, ни всем вместе акционерам «Перерождения» не хватило бы денег, чтобы сделать эту технологию общедоступной. Журналист был прав: чтобы безликий обрел новое лицо, кто-то другой должен был это лицо ему предоставить. Конечно, существовала возможность единичных случаев, когда донорами будут становиться преступники, приговоренные к принудительной экстракции. И это резко снизило бы стоимость процедуры. Но и тогда не сделало бы её бесплатной.

— Главное тут — не финансовая сторона вопроса. — Человек по другую сторону журнального стола вздохнул, и Макс с трудом подавил раздражение: вздох этот показался ему откровенно театральным. — И вы отлично понимаете, что не в деньгах дело.

Да, Макс понимал это превосходно. Равно как понимал он и другое — что он, Максим Берестов, должен будет сделать, если хочет победить в противостоянии с этим человеком. Делать это Максу было муторно и страшно — невзирая на все доводы рассудка. Потому-то он всё отодвигал и отодвигал сроки — лелея крохотную надежду, что каким-то чудом он сумеет мерзкого деяния избежать. Сможет своего теперешнего визави переубедить.

Да и не все ведь разделяли пессимизм «Третьего Рима»!

Шанс на новую жизнь — не миф! — провозглашал заголовок очень популярной у горожан газеты «Новый московский вестник». И тут автор превозносил до небес те возможности, которые таит в себе реградация. «Спасение для человечества» — так автор статьи назвал новую технологию от корпорации «Перерождение». По его мнению, это был не просто новый прорыв в области биоинженерии. «Это нежданная надежда для всех, кто уже давно отчаялся когда-либо вновь поговорить со своими близкими, — писал журналист. — Посмотреть им в глаза — даже если теперь они будут казаться глазами незнакомых людей. Ощутить их рукопожатие — и не страшно, если придется привыкать к тому, что руки дорогих людей выглядят теперь иначе».

Человек, сидевший напротив Макса, словно бы уловил, какие именно строки тот читает.

— Если бы всё было только в их внешности! — Он снова вздохнул, и теперь его вздох прозвучал отнюдь не нарочито. — Вы же сами видели, Максим Алексеевич, что творится с реградантами после.

И Макс чуть было не издал сам в точности такой же вздох — причем даже не из-за того, что он и в самом деле видел. Причина состояла в этом обращении — Максим Алексеевич. Макс не мог не заметить небольшую паузу, которую сделал его собеседник, прежде чем произнести его имя и отчество. Явно опасался, что повторит одну из своих прежних ошибок — когда он, забывшись, называл Макса Иваром. Что было и неудивительно. Он много лет видел в этом облике Ивара Озолса, Настасьиного друга детства и несостоявшегося жениха. Так что переучиваться и привыкать к тому, что с лицом погибшего молодого человека теперь ходит кто-то другой, ему явно придется долго.

Но и сам Макс ощущал затруднения схожего рода: его так и подмывало назвать этого человека именем Денис. Хотя, конечно, тот, чьим лицом завладел его визави, во времена их юности выглядел совершенно иначе. Но, уж конечно, Макс не мог именовать своего теперешнего гостя Петром Сергеевичем — невзирая на то, что Настасья целых девять лет считала его своим дедом по материнской линии, профессором Петром Сергеевичем Королевым. Хотя Королевым-то его сделала трансмутация. А на деле он был никто иной, как Настасьин отец, Филипп Рябов.

Но и называть его Филиппом Андреевичем у Макса язык не поворачивался. Так что — он придумал компромиссное решение: именовал этого человеком просто профессором. В конце концов, и Филипп Рябов такое звание вполне заслужил — даже если формально и не был его удостоен. Ведь то открытие — реградация — относительно которого ломали теперь копья СМИ, было процентов на девяносто его детищем. А Макс лишь довел эту разработку до возможности практического применения — что, впрочем, всегда являет собой наибольшую трудность при внедрении любых инноваций. Прибедняться и принижать свой вклад Макс не желал. Иначе выходило бы: у него